«ОТЕЦ ПАВЕЛ АДЕЛЬГЕЙМ»

Из бессловесной пустоты вылуплялись планеты и звезды. И каждая вещь была вызвана своим словом, и слово было делом.

Судебным делом - поправляет меня хозяин - Ты слышишь сочинитель. Уж если слово - так обвинительное слово. Уж если дело -судебное дело. Слово и дело.

Я слышу.

Суд идет, суд идет по всему миру. И уже не Рабиновича, уличенного городским прокурором, а всех нас, сколько есть, вместе взятых ежедневно, еженощно ведут на суд и допрос.

Абрам Терц.

Фантастические повести.

Встать, суд идет!" Этими словами девятого июля 1970 г. открылось судебное заседание Ташкентского городского суда. Несколько десятилетий изо дня в день слышал я эту команду в разных городах и разных залах. Иной раз мне казалось, что весь Союз встает по этой команде и покорно, молчаливо взирает на то, как суды творят армию Гулага. На этот раз люди поднимались медленно и неохотно. В зале были верующие, а судили православного священника отца Павла, называемого в миру Адельгеймом Павлом Анатольевичем.

Как все это началось? Почему я оказался в раскаленном, обжигающем дыхание Ташкенте?

В юридическую консультацию в Москве на проспекте Мира пришла женщина лет тридцати.

- К Вам на прием можно?

- Ваша фамилия?

- Адельгейм, Вера я!

- Вы по какому вопросу?

- Можно я Вам расскажу об этом в кабинете?

Скоро я узнал, что она мать троих детей. Ее муж, Адельгейм - священник церкви в городе Кагане Бухарской области — в декабре прошлого года был арестован в Ташкенте за то, что одна из прихожанок избила свою дочь.

- А причем тут Ваш муж?

- У нас произвели обыск, забрали часть библиотеки и пять с лишним тысяч денег - все наши сбережения.

- Подождите, я ничего не могу понять! Ваш муж избивал девочку?

- В том-то все и дело, что нет! Но его в этом обвиняет КГБ!

Связать воедино все, о чем она мне рассказывала, было невозможно. Одно не вязалось с другим. "Предположим, - думал я, - Адельгейм избивал девочку и за это арестован. Но к чему же было следствию изымать книги, деньги? Какое отношение к этому имеет КГБ? Ведь это обычное мелкое уголовное дело!"

- Кто вел расследование?

- Прокуратура Ленинского района города Ташкента.

Ну, ясно! - подумал я. Обычное уголовное дело. Стоит ли мне ехать в Ташкент? Путь нс близкий! Но Вера Михайловна умоляет принять поручение. Рассказывает, что была у многих московских адвокатов, и они отказались защищать ее мужа. Время ее пребывания в Москве истекает, так как "завтра очередная продовольственная передача, а в следственном изоляторе КГБ порядок строгий, если вовремя не поступит передача, то потом не примут, и муж будет голодать”.

- Где находится Ваш муж?

- В Ташкенте, в тюрьме КГБ!

Как же так? Расследование ведет территориальная прокуратура, Адельгейма обвиняют в уголовном преступлении, а содержат под стражей в следственном изоляторе КГБ.

- Вера Михайловна, Вы чего-то недоговариваете. Делами об избиении несовершеннолетних КГБ не занимается.

- Я Вам правду говорю. Наша знакомая избила дочь. А мой муж - священник в городе Кага-к. Он церковь построил и служит там. Его забра-ли и увезли в Ташкент. Четыре месяца я не знала, ле он, и ни милиция, ни прокуратура не отвечали. Потом сообщили, что он в тюрьме КГБ в Ташкенте.

- В чем же его обвиняют?

- Ну я же Вам сказала - священник он. У него дедовскую саблю нашли и забрали.

Я ничего не понимал - КГБ занимается обычным уголовным делом об избиении и хранении оружия. Даже если оружие хранил священник, расследовать дело должна прокуратура, и под стражей заключенный должен находиться в обычной тюрьме. В чем же дело? Может быть, избиение совершалось с применением оружия и носило политический характер? Но причем тут ребенок?

На все эти вопросы можно получить ответ, только взявшись за защиту и ознакомившись с делом. Лечу в Ташкент!

Ташкентский городской суд размещался в старом здании. Темные коридоры, маленькие темные судебные залы, душные и зловонные. Здесь ломаются людские судьбы, здесь человек становится заключенным. Впрочем, такое происходило по всей стране.

Предъявив удостоверение адвоката, прошу выдать мне дело. Оказывается, без судьи дело получить нельзя. Судьи нет. Нужно ждать. Выхожу из здания суда. Неимоверно печет солнце. Медленно иду по улице. Захожу в магазины. Продовольственные магазины пусты: на прилавках сыр и крупа. Мяса нет. В кафе — пирожки и кофе. Скучно, но картина привычная.

Во второй половине дня получил дело и с первой же страницы понял, что дело Адельгейма — вопрос государственной политики. Нужно ли объяснять?

Если человек привлечен к уголовной ответственности по такому делу - осуждение неизбежно. Задача суда заключается лишь в том, чтобы формально соблюдая процессуальные нормы, применяя различные судейские трюки, "благопристойно” осудить человека и в приговоре, слегка коснувшись доказательств, а иной раз просто перечислив их без анализа или переписав обвинительное заключение, заявить, что "подсудимый распространяет клевету на советский государственный и общественный строй.

Быть на таком процессе защитником - значит, находиться под постоянным наблюдением КГБ, прокуратуры, суда и партийных органов. Тебя будут изучать, наблюдать лишь для того, чтобы поставить в зависимость и превратить в фигляра или статиста. Истина, доказательства, твое мнение значения не имеют. Происходит идеологически-юридическая игра. Не приведи Господь нарушить ее правила! Частное определение суда известит партийные органы или Министерство юстиции и... пиши пропало: выгонят из коллегии адвокатов. Обычно в этих случаях частные определения судов утверждают, что адвокат "допустил идеологически вредные, политически незрелые высказывания и суд просит рассмотреть вопрос о его профессиональной пригодности. Такое определение означает конец. Я не мог не думать об этом, читая дело.

Обвинительное заключение1 начиналось так же, как и сотни других.

"По делу по обвинению Адельгейма Павла Анатольевича по ст. ст. 93 ч. II 147-1 ч. I, 191—4 и 210 ч. II УК Уз ССР, Шкурснок Анны Васильевны и Пивоваровой Екатерины Яковлевны по ст. ст 93 ч. II и 147-1 ч. 1 УК УзССР."

Адельгейма обвиняли в четырех преступлениях: в истязании несовершеннолетних, в создании незаконной религиозной организации, посягающей на права граждан, в распространении клеветы на советский общественный и государственный строй и в хранении холодного оружия. Так и видишь закоренелого и опасного садиста, вооруженного уголовника, создавшего незаконную религиозную организацию. Вместе с ним в избиении несовершеннолетних и в создании организации обвинялись и его сообщники, Шкуренок А. В. и Пивоварова Е. Я.

Обвинительное заключение выглядело солидно. Составил и подписал его следователь прокуратуры Ленинского района города Ташкента Пулатов. Утвердил прокурор города Ташкента, старший советник юстиции Бухаров Г. Б. В суд были вызваны двадцать восемь свидетелей. Вместе с делом в суд направлялись вещественные доказательства: сабля, нож типа кинжала и изъятая у Адельгейма литература. Ссылки на тома, на листы дела и на показания свидетелей должны были убедить суд, что следствием проделана огромная работа и что каждая фраза обвинения обоснована.

Существует целая наука о том, как составлять обвинительное заключение. Так, в него должна быть полностью включена формула обвинения, которая в свою очередь должна быть изложена в постановлении о привлечении к уголовной ответственности. Обвинительное заключение должно обязательно включать констатацию фактов, анализ, выводы и обвинение. В общем, в юстиции своя технология.

Первые же строки обвинительного заключения объясняли причину возбуждения уголовного дела:

"Поводом к возбуждению настоящего уголовного дела послужило заявление Шкуренок Татьяны Ивановны, 28 февраля 1954 г. рождения о том, что ее мать Шкуренок Анна и бабушка Пивоварова Екатерина, а также священник Адельгейм П. А. с детского возраста приобщали ее к религии, запрещали посещать культурно-просветительные учреждения, смотреть телевизор и т. д., а когда она не слушалась их, то они подвергали ее избиению..." (см т. 1 л. д.9)

Итак, основанием для преследования Адельгейма было заявление в прокуратуру четырнадцатилетней девочки против мамы и бабушки! Какая трагическая ситуация! Казалось бы, какие душевные силы нужны ребенку, чтобы преступить через естественную привязанность к маме и пойти к чужим, незнакомым людям в официальное учреждение просить о защите и помощи! На такое можно решиться только ожесточившись и отчаявшись найти помощь у подруг, школьных друзей, учителей. Адельгейм ей чужой, но мама и бабушка — родные! Понимала ли Таня, что обращаясь в прокуратуру, она может отправить их в тюрьму и остаться сиротой? На чью помощь она рассчитывала, если их осудят? Родственников у нее нет. Где отец — неизвестно. Значит, детский дом - единственная перспектива. Что же заставило ее решиться на такой шаг? Обвинительное заключение объясняло:

"Шкуренок Таня отказывалась от участия в религиозных обрядах и богослужении - Шкуренок Анна, Пивоварова Екатерина и Адельгейм П. А., войдя в преступную связь между собой,2 стали применять к Шкуренок Тане насилие и избивать ее.

Так в январе 1969 г. в доме Шкуренок по ул. Малькова, 2 Адельгейм П. А., Шкуренок Анна, Пивоварова Екатерина избили Таню. При этом Адельгейм и Пивоварова держали за руки и ноги Таню, а мать Тани - Шкуренок Анна, била ее резиновым шлангом.

Кроме того, 5 ноября 1969 г. Адельгейм П. А., Шкуренок А. В. и Пивоварова Е. А. привязали Таню Шкуренок за кровать. Адельгейм приподнял халат Тани, а мать ее сняла с нее трусы и Адельгейм резиновым шлангом стал бить ее. Соседи Шкуренок — Тудакова Н. И., Ялесина А. Н. и другие, услышав крик и плач Тани Шкуренок, стали стучать в стену и дверь квартиры Шкуренок, пригрозив вызвать милицию, если они не прекратят избиение Тани. После чего Адельгейм перестал бить Таню, и они отпустили ее.

(см. т. 1, л. д. 12-15, 19-21, 22-24, 50-53, 56-58, 89-91, 102, т. 2, л. д. 1-2,8-9, 10)

Таким образом Адельгейм П. А., Шкуренок А. В. и Пивоварова Е. А. своими действиями посягали на личность и права несовершеннолетних Шкуренок Тани, Шкуренок Виктора, сопряженное с причинением вреда их здоровью в виде истязаний, отчего Шкуренок Таня и Виктор уходили из дома и определенное время жили у знакомых и родственников”.

(см. т. 1 л. д. 15, 22-23, 24-25, 50-51, 52-53, 54-55, 91, 148-149, т. 2 л.д. 147-148)

Необходимые элементы обычного уголовного дела были налицо: преступная связь, насилие, избиение, крики, плач потерпевшей и спасители-соседи.

Но при более внимательном рассмотрении картина, нарисованная обвинением, оказалась несостоятельной. На многократных допросах мать Тани, Анна Васильевна, рассказывала следователю, что дочь вышла из повиновения, перестала учиться, не ночует дома, связалась с двадцатилетним парнем. Она также рассказала, что пыталась говорить с Таней и убедить ее в необходимости учиться, но Таня и слушать об этом не хотела. Убеждали все: и бабушка, и Павел Анатольевич, но заставить девочку изменить свой образ жизни оказалось невозможно. В ноябре 1969 г. в очередной раз она не пришла домой. Всю ночь Анна Васильевна и бабушка не сомкнули глаз, волновались. Под утро пошли искать Таню. Ходили в морг, в милицию, по дворам, но дочери нигде не было. Утром приехал Павел Анатольевич. Часов в десять появилась Таня. Вид ее - измятый, нечесаный, с синяками под глазами возбудил у матери тяжелые подозрения, и она потребовала у дочери объяснении. Таня ответила грубостью. Схватив попавшуюся под руку резиновую трубку, Анна Васильевна повалила Таню на кровать и отстегала ее. Адельгейм Таню не бил. То же самое говорила и бабушка.

И только Таня рассказывала следователю, что Адельгейм ее бил. Но в показаниях Тани не указана причина избиения, которую выдвигает следствие: отказ от участия в религиозных обрядах. Это обвинение придавало делу характер борьбы с религиозным мракобесом, позволяло обвинить священника.

Забегая вперед, скажу, что на суде выяснится, что насильственное обращение в веру и избиение за отказ молиться Богу — сплошной вымысел. Отвечая на вопросы защиты, Таня говорила: "Меня побили за то, что я не ночевала дома". Выяснится также, что Тане никогда не запрещали ходить в кино, музеи, смотреть телевизор и т. д. Эта версия была придумана следствием для иллюстрации "зла", идущего от церкви.

На суде выяснится многое, будут даны ответы на все вопросы, возникавшие у меня при первом знакомстве с делом. Выяснится, что Таня, бросив учебу, устроилась на работу. Вскоре она обратилась в завком с просьбой предоставить ей общежитие. Но ей, живущей в семье, общежитие не полагалось. Для этого нужны были особые причины. Их выдвинула соседка Шкуренок Дуданова, враждебно относившаяся к бабушке и матери Тани. Она заявила, что семья Шкуренок - верующие и необходимо ребенка от них юолировать. Активистка из отдела кадров Соловьева предложила Тане: "Напиши заявление, что тебя избивал поп — получишь общежитие". Под ее диктовку Таня написала заявление, по которому возбудили дело и арестовали Адсльгейма. Избиение старшего брата Тани Вити включено в обвинение, очевидно, для создания широкой картины массового систематического преступления. Но опирается это обвинение на крайне сомнительные неконкретные показания церковной старосты Втулкиной, противоречащие всем остальным свидетельствам и фактам.

Но все это выяснится потом. Пока же, читая материалы дела, я отмечаю произвольные, не основанные на фактах, выводы следователя, произвольное толкование этих фактов. Пока я еще только готовлю материал к процессу, пока я еще только узнаю, что произведенным по делу предварительным расследованием установлено следующее: Адельгейм Павел Анатольевич, 1938 года рождения будучи дьяконом Ташкентского кафедрального собора в период с 1960 до 1965 года, а с 1965 года по ноябрь 1966 года дьяконом православной церкви по ул. 8 марта гор. Ташкента, а затем с декабря 1966 года священником Каганской православной церкви, Бухарской области, начиная с 1960 года, используя свое духовное положение, систематически занимался обработкой несовершеннолетней молодежи - Шкуренок Тани, 28.11.1954 года рождения, Шкуренок Виктора, 19.10.1952 г. рождения и Шамсутдиновой Гали, 19.11.1953 года рождения, с целью приобщения их к религии.

Адельгейм П. А. в этих же целях оказывал материальную помощь семьям Шкуренок и Шамсутдиновой, а их детям — учащимся средней школы Шкуренок Тане, Шкуренок Виктору и Шамсутдиновой Гале преподносил подарки, а Тане и Гале на свои средства организовал поездку в Подмосковье”.

(см. т. 1, л. д. 12-15, т. 2, л. д. 1-2, 13-14).

Казенный официальный язык, биографические сведения и вдруг неожиданный, ни откуда не следующий вывод: "использовал свое духовное положение, обрабатывал молодежь с целью приобщения их к религии".

Ай да следователь! Ай да ловкач! А где же факты для вывода о том, что Павел Анатольевич использовал свой духовный сан? Проводил беседы с молодежью, уговаривал молиться, пугал их судом Божьим? Что он делал для того, чтобы "обработать" сознание? Слово-то следователь специально подобрал энергичное, активное, указывающее на применение силы. Какой же смысл следствие вложило в это слово?

Павел Анатольевич помогал материально и другим прихожанам: дарил детям игрушки, покупал необходимые вещи. Эта помощь и названа в материалах следствия "обработкой сознания". Благотворительность стала считаться преступлением. Уголовным деянием стало в глазах следователей даже исполнение священником своих прямых обязанностей. Крещение Гали Шамсутдиновой вошло в обвинительное заключение.

- Постойте, постойте, обвинители! Адельгейм же священник, крестить пожелавших этого - его обязанность и право, а не преступление! Государство отделило церковь, заявляя, что не вмешивается в ее дела. Почему же крещение — это уголовно наказуемое преступление? Ведь такое обвинение Адельгейму — доказательство вмешательства государства в дела церкви! Да, по закону так! Но когда политика расходится с законом - закон молчит, а говорят обвинители!

С каждой новой строкой обвинение звучало все более угрожающе, особенно для людей, помнивших историю страны, ее печально знаменитые тридцать седьмой, сорок седьмой, пятьдесят второй и пятьдесят третий годы.

“Следствием установлено, что Адсльгейм является единомышленником крайне реакционной части православного духовенства, борющейся против официального руководства церкви и пытающейся склонить церковь к борьбе против существующего в СССР законодательства о религиозных культах, при этом возводя всевозможную клевету на общественный и государственный строй в нашей стране”.

Теперь ясно, почему Адельгейм в тюрьме КГБ! “Реакционер, борющийся против официального руководства церкви, склоняющий церковь к борьбе”, политический преступник. В соответствии с законом, официальной идеологией и пропагандистской доктриной за убеждения не судят. Но единомыслие — это одинаковые убеждения нескольких лиц. Значит, обвинительный акт признал, что вина Адельгейма в его убеждениях. Понимали ли авторы обвинения, что они пишут? Понимали ли они, что провозглашая убеждение преступлением, они нарушают закон? Да, понимали и сознательно шли на эти нарушения. Как показала практика - политическая цель оправдывает средства.

Казалось бы, внутрицерковная борьба не имеет отношения к советскому государству. Почему же КГБ и прокуратуру так беспокоят страсти, которые кипят в церковной жизни Советского Союза? Почему за внутрицерковную борьбу нужно судить уголовным судом? Секрета здесь нет. Государству и партии официальная церковь нужна. Государство заинтересовано в том, чтобы сохранить контроль и управление ею. Для этого нужно защитить от критики законодательство о религиозных культах. В то же время нужно поддерживать видимость невмешательства государства в дела церкви. С государственной точки зрения все просто: не разделяешь мыслей официального руководства церкви — значит, реакционер. Критикуешь законодательство о религиозных культах — клеветник. Такова государственная политика, а следствие и закон — орудие этой политики. Если во имя политики нужно доказать, что инакомыслие - это клевета, докажут!

Во время обыска на квартире Адельгейма было обнаружено “Открытое письмо” Эшлимана и Якунина с пометками Адельгейма на полях. Он писал: "Что касается властей, то им можно вменить в обвинение — насилие над свободой слова". Опираясь на этот факт, следствие обвинило Адельгейма в том, что он разделял клеветнические утверждения авторов "Открытого письма" и одобрял их действия.

За изготовление и распространение клеветнической литературы человека можно судить, хранение такой литературы формально не наказуемо. Адельгейм письмо хранил, а не распространял. Но кто из судей может оправдать единомышленника реакционного духовенства? Как показала практика этого и других процессов, такого смельчака нет. Совести, гражданскому долгу, закону и прочим "устаревшим ценностям" противостоит полная судейская зависимость от партийного и советского аппарата. Так построена вся судебная система страны. Оправдание подсудимого по политическому преступлению было бы актом идеологической неблагонадежности. Вот и пекут судьи приговоры. Так было в 1970, так было и в 1977, последнем году моей жизни и работы в Советском Союзе.

Литература, которой питалось инакомыслие Адельгейма, которую он собирал, хранил, перечитывал и анализировал, для "монолитного идеологического единства" опасна — она источник неугодной властям информации. Она — источник размышлений, потому вредна. Именно так, не стесняясь, и было написано в обвинении.

"При обыске в доме Адельгейма обнаружено и изъято большое количество его рукописей, религиозно-философской литературы, машинописные тексты со статьями зарубежных религиозных деятелей реакционного идеологически вредного и клеветнического содержания".

И дальше следовал перечень названий, вошедший впоследствии в приговор.

1. Док. № 5 "Письмо IV Всесоюзному съезду советских писателей"
2. А. И. Солженицына. Док. № 21 "Голос Родного Православия".
3. Док. № 5 "Письмо IV Всесоюзному съезду советских писателей" А. И. Солженицына. Док. № 21 "Голос Родного Православия".
4. № 23 "Слушая радио".
5. Док. № 24 "Открытое письмо патриарху Алексию от свящ. Якунина".
6. Док. № 26 "Приложение".
7. Док. № 28 "Председателю Президиума Верховного Совета”.
8. Док. № 8 "Терминология".
9. Док. № 33 "Человек” (Вяч. Иванов).
10. Док. № 10 "Демоны глухонемые" (М. Волошин).
11. № 42 "Реквием" (А. Ахматова).
12. №10 "Москва Родине".
13. № 10 "Мир".
14. № 16 "Родина".
15. №11 "Сила православия”.
16. № 18 "По поводу письма Куроедову".
17. № 34 "Письмо Куроедову арх. Ермогена”.
18. № 36 "Никодиму от Шпилера”.
19. № 43 "Монастырь в миру" (Сб-к проповедей священника Вал. Свенцицкого).
20. № 20 "Радиокомментатору Би-Би-Си Родзянко".
21. "О евреях и неохилиастах”.
22. Пакет № 1, содержащий 82 страницы рукописного текста и пять ученических тетрадей с рукописным текстом.

Одиннадцать наименований относятся к религиозно-философской литературе. Особое внимание следствия привлекала подборка статей из эмигрантской газеты "Руская мысль” под общей шапкой "Голос Родного Православия”.

Чего только ни делает политический аппарат, чтобы зарубежные издания не проникали в СССР. На всех пограничных пунктах, в портах, вокзалах и аэропортах устроен двойной заслон -таможенный и пограничный. Просматривают, прочитывают и прощупывают каждую книгу, Да что там книгу! Каждый листок бумаги... Особые почтовые служащие, особыми методами (иначе нельзя, ведь тайна переписки официально охраняется законом!) проверяют конверты и бандероли. А литература все равно идет и идет! И куда дошла — из Европы в Бухарскую область! Следствие обязано было установить истоки и пути ее проникновения. Методично и скрупулезно будут выяснять, где и у кого взял? в каком виде? перепечатывал ли? в скольких экземплярах? на какой машинке? где эта машинка? кто ее владелец? Проводилась экспертиза, чтобы доказать, что литература печаталась именно на этой машинке и ее изъяли — зло должно быть пресечено в корне. Потом составят сводный документ о "путях проникновения зарубежной литературы" и направят соответствующее представление в соответствующие органы. В таком представлении напишут, что при расследовании дела было установлено, что "идеологически вредная литература поступает из-за рубежа", что ее привозят студенты, туристы, журналисты и вообще иностранцы, а поэтому

необходимо усилить: а) контроль на таможне и пограничных заставах, б) тщательнее досматривать, в) усилить бдительность личного состава, т. к. есть основания полагать, что "идеологически вредная литература была завезена через... Н-пункт, г) о принятых мерах сообщить в срок до 30 дней”. Такое определение — ч.п. на таможне и погранзаставе. Его будут обсуждать с личным составом, нацеливать коллектив на выполнение задач, составлять план усиления бдительности, т. е. усиление наблюдения, досмотров, обысков. Литература, не прошедшая советскую цензуру, - опаснее оружия. На борьбу с ней брошены десятки тысяч людей, целая армия, и следователь — один из ее бойцов.

Следователь КГБ Витснков тщательно выяснял и заносил в протокол, где и у кого Адельгейм достал, купил, приобрел статью архиепископа Иоанна Сан-Франциского под названием "Слышим”. Но Адельгейм не помнил, и допросы многократно повторялись.

Целый ряд документов, найденных у Адельгейма во время обыска, был написан людьми, живущими в Советском Союзе. Авторы открыто рассылали и распространяли их, в частности, таково было "Открытое письмо патриарху Московскому и всея Руси Алексию от священников Н. Эшли мала и Г. Якунина".

Предъявив этот документ Адельгейму, следователь спросил:

"Разделяете Вы мнение Эшлимана, изложенное им в письме патриарху и Председателю Президиума Верховного Совета СССР Подгорному?" (Документы № 24 и № 28).

Ответ: "Взгляды авторов письма полностью я не разделяю. Согласен с ними в том, что изменение, которому подверглось положение об управлении Русской православной церковью, отрицательно сказалось на приходской жизни. Изменение это состоит в том, что если прежде*священник был членом церковной общины и имел право быть избранным в церковный совет, то теперь он не имеет права быть членом двадцатки и членом церковного совета". (Т. 1 л.д. 59, протокол допроса от 29 января 1970 г.)

Вопрос: "Каких взглядов придерживался священник Глеб Якунин?"

Ответ:" Бывая в Москве, я встречался со священником Глебом Якуниным. Он держится взглядов, изложенных в письмах. Он осуждает бездеятельность патриарха и епископов (сам к этому осуждению присоединиться не смею). В частности, он осуждает патриарха и епископов за то, что они не управляют вверенной им паствой, не заботятся о нуждах своих епархий, передав все управление в руки уполномоченных”. (Т. 1 л.д. 136, допрос от 20.11.1970 г.)"

Так и работает следствие, так оно борется с убеждениями и умело инсценирует судебные спектакли.

1 Приговор и кассационная жалоба по делу Адельгсйма публиковались в московском самиздатском журнале "Общественные проблемы", № 14, 1971 (сост. В. Чалидзе) и в Вестнике РСХД № 106 (Париж, 1972).

2 Устоявшаяся в советской юстиции терминология для характеристики любой преступной связи.